пробовать». Почему пробовать, а не оперировать? Значит, нет полной уверенности… Однако она промолчала.

После обхода в палату влетела ликующая Алия:

— Девочки, выписываюсь!

— Счастливая! И куда ж ты подашься? — спросила Зина.

— Как куда? Совсем здорова, обратно в свою часть! Ждут там, винтовку новую дают!

— Кто ждет? — поинтересовалась Катя.

— Кто ждет? Все ждут, а Макар больше всех! — засмеялась Алия, и в узеньких щелках хитро блеснули темные глаза.

— Ма-кар? Это кто, тоже снайпер?

— Снайпер! — гордо ответила Алия.

— Ну, тогда все ясно. А маму спросила?

— Зачем спрашивать? Мама далеко, в Казахстане. Всем вам от меня пожелание жить долго-долго! После войны увидимся! Бегу — еще много палат…

— Ну, всего тебе хорошего! Воюй!

— Макара береги! — крикнула Зина вслед упорхнувшей Алие.

Вечером пришли шефы с пивоваренного завода. В двадцать третью палату — трое: Варвара Тимофеевна, или тетя Варя, которая уже не раз бывала в госпитале, бывший солдат-фронтовик Егор Иванович, демобилизованный в сорок втором после ранения, и Миша, молодой парень лет шестнадцати.

Тетя Варя, пожилая женщина, говорливая, бойкая и заботливая, по-матерински жалела раненых девушек, и это было ясно написано на ее широком и добром лице. Войдя в палату, она улыбнулась сразу всем и просто сказала:

— Принимайте гостей, дорогие женщины! Привела я вам двух кавалеров, один другого лучше. Давайте знакомиться!

Смущенно закашлял Егор Иванович, мужчина лет сорока, с бесстрастным, словно застывшим выражением лица, худой и прямой, как штык. Миша, тихий и стеснительный, исподлобья поглядывал на девушек и жался к Егору Ивановичу.

Тетя Варя сразу нашла общий язык с девушками. Первым делом она стала раздавать подарки от завода, аккуратно завернутые в бумагу, — кому платочек, кому одеколон или шарфик.

Зина взяла сверток, предназначенный Тасе. Оказалось, шерстяные перчатки…

— Махнем не глядя! — предложила, разворачивая свой подарок. — Вот, твой будет! — И поставила на тумбочку одеколон.

Кате достался большой цветастый платок, который она сразу же отдала Тасе.

— Тебе, Тась, к лицу будет — цыганский!

Всплеснув руками, тетя Варя огорченно воскликнула:

— Да как же это я, глупая, не сообразила! В бумаге же не видно… Ой, как нехорошо!.. Уж ты, Тасенька…

— Ничего, тетя Варя, мы сами разберемся, что кому. Спасибо вам от всех! — поблагодарила шефов Катя и скомандовала: — А ну, подружки, раздвинься!

В центре комнаты освободили место, отодвинув каталки. На стол были выставлены тарелки с котлетами, солеными огурцами и купленной у гардеробщицы Дуси капустой. Шефы принесли с собой пива, рыбных консервов и моченых яблок.

— Отличный стол, тетя Варя! — расхваливала Катя. — Прямо-таки довоенный!

— Да, по нынешним временам лучше и быть не может!

Когда все, кроме лежачих, уселись за стол, поднялся Егор Иванович, которому было поручено поздравить женщин с праздником. Перед тем как отправиться в госпиталь, Варвара Тимофеевна, не надеясь на его красноречие, подробно проинструктировала Егора Ивановича, что ему надлежит сказать. Но, видно, он сразу все забыл и, побагровев от напряжения, произнес недлинную, но витиеватую речь, которая совсем не понравилась тете Варе. Пока он путался в сетях высоких слов, непривычных для него, простого солдата, она, высоко вскинув брови, удивленно и обиженно слушала. И вдруг решительно дернула Егора Ивановича за полу пиджака, потянула вниз.

Остановившись на полуслове, Егор Иванович как-то сразу, будто его подкосили, покорно сел, продолжая смотреть прямо перед собой. Тетя Варя поспешила встать, твердой рукой взяла стакан.

— Теперь я хочу сказать, — начала она.

Здесь, в госпитале, где лежали фронтовички, ей хотелось произнести какие-то особенные, теплые и проникновенные, слова, и тетя Варя нашла их. Сначала она говорила уверенно, размахивая сжатой в кулак рукой, но постепенно голос ее стал забирать выше, выше и вдруг сорвался…

Миша, который тихо сидел, не поднимая глаз от тарелки, вздрогнул, испуганно взглянул на нее: неужели заплачет? Но тетя Варя, прокашлявшись, опять понизила голос. Теперь, разволновавшись, она уже не рубила воздух кулаком, а быстро перекладывала стакан из одной руки в другую, будто стакан был горячим и жег пальцы.

— …И вот за вас, за таких, как вы… За геройских женщин, что приняли на себя муки…

Болезненно скривившись, Миша смущенно кашлянул в кулак и бросил умоляющий взгляд на тетю Варю. Заметив этот взгляд, она отмахнулась, но все же закруглила свою речь, с маху выпила до дна и приложила ладонь ко рту.

Миша облегченно вздохнул, обвел всех глазами и тоже выпил.

Стали закусывать, заговорили, зашумели. В это время в палату заглядывали из соседних в поисках лишнего стула, просто из любопытства, вошла и вышла какая-то женщина из шефов — видно, перепутала комнаты. И никто не заметил, как встала из-за стола и выскользнула в коридор Тася.

Поднялась Катя и предложила тост за женщин, которые трудятся в тылу, в частности за тетю Варю, Варвару Тимофеевну Белозубову, единственную представительницу трудящихся женщин здесь, за столом. Не успела она сесть, как Зина, беспокойно ерзавшая на стуле, наклонилась и через стол сообщила:

— А Таська-то сбежала! Нет ее!

— Как же я не заметила? — всполошилась Катя.

Крайнее место за столом рядом с Егором Ивановичем было пусто. Сидевшая возле Кати Света немедленно вскочила:

— Пойду поищу.

— Зин, ты тут хозяйничай, — распорядилась Катя. — Я со Светкой.

Вдвоем они отправились на поиски, не сомневаясь, что Тася не просто вышла на минуту, а обиделась, и теперь сама ни за что не вернется.

Ни в других палатах, ни в коридоре, ни в туалете Таси не оказалось. Нашли ее в дальней ванной комнате за углом, в конце коридора. Она сидела на краешке ванны, привалившись к подоконнику, и, уткнувшись лицом в забинтованный локоть, тихо плакала.

— Таська, ты чего сбежала? — налетела на нее Катя.

Но Тася даже не подняла головы.

— Тасенька, не плачь, — ласково обняв ее, сказала Света. — Ну, успокойся.

Слова участия подействовали размягчающе. Тася заплакала громче. Тогда, отодвинув Свету, Катя выругалась и стала укорять Тасю:

— Ты что же это, подружка? Как тебе не стыдно! Одна ты, что ли? А мы?

— Я-аа… — зарыдала Тася, откинув назад голову, — даже… стака-ан-а-аа-аа… не могу-у…

Катя и Света переглянулись, чувствуя себя бесконечно виноватыми перед ней. Как могли они забыть о Тасе? Почему не посадили рядом? В суматохе вечера никто не позаботился о ней за столом, даже соседи: новенькая Зоя, видно, вовремя не догадалась, а Егор Иванович вообще не смотрел по сторонам.

Однако, понимая, что в данный момент ни признание собственной вины, ни жалостные слова не приведут ни к чему хорошему, Катя продолжала в том же тоне:

— Стакан… Подумаешь! Научишься! Зато у тебя ноги есть! И голова! И все остальное! Мало